Андрей. Донецк. 11 августа 2014 года.
И тут Андрея озарило. Это же Петюня! Толстый мент — это Петюня — старый знакомый.
До восьми лет Андрей с родителями, бабушкой и братом жили в одном из заводских районов Донецка. Потом переехали в центр. Но друзья у него остались на Рембазе. И каждые выходные он отправлялся к ним. Петюня был не из их компании. Он был младше и жил на другой улице. Размерами он выделялся с детства. И трусостью. Его мог обидеть любой шкет. Он никому не мог дать сдачи. В подростковом возрасте некоторые пацаны с Рембазы стали использовать Петюню для удовлетворения своих физиологических потребностей. Не у всех получалось с девчонками. А на Петюню стоило только прикрикнуть и он безропотно делал то, что ему говорили. Не известно нравилось ли ему самому это или только страх был тому причиной. Парочка приятелей Андрея тоже оказались в списке Петюниных, скажем так, «близких друзей», но подробности он расспрашивал — было противно.
Уже позже, кто-то из общих друзей рассказывал Андрею, что Петюня пошел работать в милицию. Это не было удивительно. Те в чьей жизни было много унижений часто пытается отыграться, унижая других людей.
– Что Петюня, не узнаешь? – спросил Андрей пузатого мента.
И по глазам увидел, что узнал и испугался. Он сразу сообразил, что если не отцепится от «залетного казачка», то некоторые интимные подробности его биографии станут известны соратникам. Это в «гейропе» такое могло прокатить. В ДНР таких, мягко говоря, не любят.
– Постой-постой — он сделал вид, что пытается что-то вспомнить. – Ты же, Андрюха Беседин с Рембазы? Извини, братишка, не узнал сразу.
И, повернувшись к разочарованным таким стечением обстоятельств, юношам в камуфляже добавил:
– Все нормально. Я его знаю. Он наш. Донецкий.
После того, как Петюня вернул паспорт, Андрей его спросил:
– Ты не знаешь как Чёнчу найти? Или может телефон его есть?
– Не знаю. Телефона нет. Видел его раз. Он в батальоне Восток, чуть ли не ординарец у Ходаковского.
Это Андрей и без Петюни знал, но попытка не пытка. Кивнул Петюне и «камуфлированным» пацанам, он пошел в сторону дома. Проходя мимо городского Дворца бракосочетания (три раза он был здесь в качестве дружка (свидетеля) у своих донецких друзей) Андрей увидел прикрепленную к забору картину на фанере. На ней во весь свой мелкий рост был изображен боевик Моторыло и его монументальная невеста. У Моторылы были рожки, копытца и хвостик. Невеста была в свадебном платье и с пистолетом. Работа неизвестного художника явно удалась. Он передал суть этих людей, их внутреннее убожество, оказавшееся столь близким российским и местным потребителям телевизионного мусора.
Андрей был удивлен. Тому, кто нарисовал эту картину грозила опасность. Неизвестный художник не мог не понимать это. Тем не менее, он пошел на риск. Ради чего? Что им двигало? Да, в Донецке много тех, кто на дух не переносят этой Донецкой Республики Шариковых, но обстоятельства такие, что протестовать открыто они не могут. Это опасно для жизни. Те, кто в силу безрассудной смелости протестовал давно уже сидят в подвалах бывшего СБУ. А здесь такая интересная форма протеста. Донецкий Бенкси. Только Бенкси, если разобраться особо ничем и не рисковал.
Возможно, вспомнив уроки Алексея Павловича, Андрей при желании и нашел бы какие-то недостатки в этой работе — перспектива, пропорции, свет. Но в данном случае протестная составляющая была намного важнее эстетической. Тот, кто это сделал, какие мотивы им не двигали — был отважный человеком и настоящим художником.
В Донецк Андрей, надо сказать, также прибыл по художественной части. Алексей Петрович попросил его помочь отыскать 14 картин из Гималайского цикла Верещагина, исчезнувших из дома донецкого коллекционера Игоря Павловского. Не то, чтобы они исчезли таинственным образом сами по себе. Нет, их прибрал к рукам кто-то из «чекистов», проводивших арест самого коллекционера. Павловского отпустили через неделю. Еще с советских времен он был известным в Донецке преподавателем йоги и боевых искусств. И один из его учеников, воспользовавшись неразберихой, творящейся в бандформированиях ДНР, решил проблему самым доступным способом — выкупил учителя у одного из так называемых «полевых командиров». Павловский выехал в Киев, но самое ценное из его коллекции — картины Верещагина — исчезли.
О том, что картины Верещагина из его Гималайского цикла были в Донецке мало кому было известно. Отцу Павловского их перед смертью отдал на хранение другой коллекционер – Сергей Алексеевич Мухин.
– Удивительный человек. Великий врач и ученый. Лучше всего о нем говорит надпись на его надгробье: «Помогая людям, я сделал все, что было в моих силах». Но он был не только замечательным врачом. Он был одним из Хранителей. Коллекционером. – рассказывал Андрею во время общения по Скайпу Алексей Петрович. – Где-то в начале шестидесятых годов он познакомился с Татьяной Григорьевной Рерих — женой Бориса Константиновича, старшего брата художника. В 1916 году Николай Константинович, покидая Россию оставил ей на хранение свои работы. Все эти годы холсты, свёрнутые в огромный рулон, никогда не разворачивались.
Когда они попали к Мухину, их состояние было угрожающим, в любой момент краска просто могла осыпаться. Сергей Алексеевич отдал эти работы на реставрацию в мастерские при Третьяковке, и, тем самым, спас их.
Что произошло в 1962 году мне точно не известно. Был ли это альтруистический поступок или же тут что-то другое? Не знаю. Но в этом году Мухин дарит свою коллекцию и, в том числе, картины Рериха Горловскому художественному музею. При условии постоянного экспонирования всей коллекции.
Это общеизвестно. Но мало кто знает, что в то же время Мухин передал своему коллеге, не менее известному врачу-гомеопату, Павловскому-старшему картины из Гимлайского цикла Верещагина. От отца картины перешли сыну и были самой драгоценной частью его коллекции.
Такая вот занимательная история. Зная о донецком происхождении Андрея и его обширных связях в городе, Алексей Петрович попросил его поспособствовать возвращению картин их владельцу.
Не самая легковыполнимая просьба, надо сказать…
Продолжение следует…
Киртимукха.
12.09.2016