Литературный опыт Киртимукхи – протектора Табо гомпы.

Эту книгу можно было бы начать следующим образом: Все имена, персонажи и события являются плодом авторского вымысла. Любые совпадения с реальными людьми и событиями совершенно случайны.

Но это будет нечестно. А честно будет так: В этой книге есть определенная доля авторского вымысла. В некоторых главах его больше, в некоторых ― меньше. В некоторых ― нет совсем.

Киртимукха.

Я ― Киртимукха. Имя такое. Кто дал? Величайший из богов. И означает это имя «Лик славы». Но это в глобальном масштабе. А если локализовать, то я Киртимукха из Монастыря Табо, что в труднодоступной Долине Спити в Индийских Гималаях. Я ― один из защитников и покровителей Табо гомпы. И ее символ. Вот уже несколько лет в монастырском магазине (громко сказано магазин ― скорее, прилавочек) можно купить футболки с моим изображением ― подписанные «Монастырь Табо. 996 год н.э.» Да, Табо гомпе больше тысячи лет. Для вас ― людей ― это очень много. Для меня ― совсем ничего. Это при том, что я очень молод. Точнее тот я, что живет в Табо. Долго объяснять все эти хитросплетения тибетского буддизма и переплетения с индуизмом. Предлагаю поверить мне на слово. Тем более, что врать я не умею. И в это тоже предлагаю вам поверить на слово.

Что я делаю за пять тысяч километров от моего постоянного места проживания? Как я очутился в городе, где идет война и Яма, своей петлей вылавливает души погибших людей? Зачем мне, сущности, если еще и не пробужденной, то движущейся к этому, всё это нужно?

Я ― наблюдатель. Я изучаю мир людей. Мне это нужно для моей буддистской практики. Геше сказал, что понимание мира людей позволит ускорить моё собственное осознание.

Кто такой Геше? Это великая душа. Старый друг Далай ламы. Вся тысячелетняя мудрость монастыря Табо живет в нем. Он стар по человеческим меркам. Ему уже 84 года. Но его ум несет свет осознанности всем, с кем он соприкасается.

Если бы не он, я бы так и оставался бы одним из протекторов монастыря, связанным с ним клятвой верности. Находился бы по-прежнему в мире желаний, без всякой надежды перейти в сферу форм. Но Геше сумел меня увлечь, поймал на любопытстве и повел к сияющим вершинам.

Перенести мое сознание в перстень, что на мизинце левой руки человека по имени Андрей ― это тоже его задумка. Ни о каком Андрее, конечно, никто тогда ничего и не знал. Перстень должен был достаться тому, кто его купит за смешную сумму в 100 рупий. Купил бы, кто другой ― я оказался бы в другой стране. Как год назад, когда в таком же перстне на мизинце у человека по имени Колин я прожил месяц в Сингапуре.

Мое добровольное заточение, сотворенное Геше и Амидом ― колдуном-бученом из долины Пин, – временное. Мне трудно находиться долго в тесном соприкосновении с миром людей. Я не сострадательный Боддхисттва. Мое сострадание, скорее, умозрительное, ментальное. Возможно, я еще не достиг нужной ступени в своем развитии. На данном этапе погружение в мир человеческих страданий на большой срок для меня губительно. И поэтому через определенный срок я возвращаюсь в родные стены монастыря Табо к моему учителю Геше.

Здесь, в Донецке мне, кстати, тоже есть с кем общаться. Обзавелся приятелями ― двумя бородачами. Правда, Добрый Шубин ― хранитель шахтеров, живущий под землей, – собеседник не самый интересный ― все о подземных ходах, тоннелях и пиве (можно подумать он может это пиво пить). А вот с Джоном Юзом есть о чем поговорить, несмотря на его непоколебимые религиозные убеждения. Другое дело, что ему сейчас часто не до разговоров, в городе, где он Лорд-Протектор собралось слишком много претов и чаша людских страданий переполнена. Он, конечно, не теряет оптимизма, но видно, как ему тяжело.

Когда он позволяет себе отвлечься, то с удовольствием слушает мои рассказы о самых высоких горах, о людях, живущих в этих горах, об их учении так непохожем на его веру. Иногда я рассказываю ему о Сингапуре. И если моим рассказам о Тибете он частично верит, то с Сингапуром всё сложнее ― ему трудно поверить, что люди могут создать общество, в котором справедливость не только лозунг. Он любит, живущих в его городе людей, как своих детей, но эта любовь не мешает ему оценивать их не слишком высоко даже с позиций его родного девятнадцатого века.

Я же стараюсь не давать оценок. Не всегда получается, если уж честно. Да и жанр моего литературного труда, предполагает некую вовлеченность. Иначе это будет научная работа, а не беллетристика. Научных работ в Табо и без того хватает. Я же решил преподнести Геше подарок ― описание своего путешествия в форме романа. Еще в Индии я прочитал две книги, что были у Андрея с собой в рюкзаке. Романы Акунина и Пелевина. Нет, я не собираюсь им подражать. Да, и подражать кому-либо для буддийской сущности очень сложно. Но ведь прежде, чем писать роман, нужно же было представлять в общих чертах что это такое? Не так ли? А то писал бы роман, а получилась бы Алмазная сутра.

А потому не судите строго. Это первый литературный опыт молодой пятисотлетней сущности, стремящейся к пробуждению на ее пути к осознанности.

Ом мани падме хум!

Продолжение

Киртимукха.

16.01.2015